Какой именно?

Этот вопрос задавал себе не один Солоник. Уж наверняка люди «конторы» организовали ему побег не для того, чтобы он набирал тут форму. И за побег, и за многое другое ему предстоит рассчитаться…

Глядя в безоблачное небо, Саша, лежавший на спине, ощущал, как впиваются в поясницу и лопатки мелкие камешки, но для того чтобы перевернуться, лечь в другое место, не оставалось сил. Дыхание понемногу восстановилось, по телу разлилась приятная истома, но двигаться все равно не хотелось. Так и лежал бы, раскинув руки, дремал бы в тенечке, если бы в голову не лезли тревожные мысли, нагнетая напряжение…

– Курсант Солоник, – обращение прозвучало резко, как удар бича, и Саша открыл глаза: перед ним возвышался инструктор по физподготовке.

Он поднялся, поднял взгляд.

– Я, – по-уставному ответил он.

– Иди в административный корпус, тебя начальство хочет видеть.

Уже подходя к дверям, Солоник почему-то подумал: наверняка сейчас он и получит ответы на вопросы, которые его так тяготят. Если не на все, то, во всяком случае, на большинство…

Глава 8

Кабинет начальника подготовительного центра, небольшая квадратная комнатка на третьем этаже, выгодно отличался от унылой казармы, в которой жили Солоник и остальной «контингент». Стеллажи книг с растрепанными корешками, огромный телевизор, видеомагнитофон, по-домашнему урчащий холодильник и, что особенно приятно, огромный вентилятор. Большой настенный календарь с пушистыми кошечками навевал ощущение чего-то домашнего, уютного, но ощущение это было обманчивым…

В кабинете сидели двое: знакомый Саше хозяин, моложавый начальник центра подготовки, как всегда, вежливый, подтянутый, в отглаженном камуфляже, и пожилой, дородный, с крупными и резкими чертами лица, на котором особенно выделялись большие серые глаза. Казалось, они просвечивали вошедшего насквозь.

Строгий костюм дорогого серого сукна, ухоженные белые руки, наверняка не знавшие тяжелого физического труда, массивный подбородок, надменно поджатые губы…

Безусловно, этот, второй, был большим начальником, и из самых высоких, заоблачных сфер. И звание его наверняка было серьезней, чем у местного. Чтобы определить характерные признаки руководящей популяции, не надо было обращать внимания ни на выражение лица, ни на костюм: глаза говорили о многом, если не обо всем.

Распрямив плечи, вошедший привычной скороговоркой произнес:

– Курсант Солоник по вашему приказанию прибыл…

– Вольно, курсант. Прошу садиться, – начальник центра указал на стул, и Саша невольно отметил, что там, где он был еще недавно, на слово «садись» было наложено негласное табу – за колючей проволокой и без того все сидели.

Штатский пристально, не мигая, долго смотрел на недавнего зэка. Как ни странно, тот выдержал взгляд. Наконец, поняв, что молчание чересчур затянулось, хозяин кабинета произнес, глядя почему-то не на Солоника, а на гостя:

– Тут с вами один товарищ из Москвы хочет переговорить.

Поднявшись, быстро вышел, закрыв за собой дверь.

Товарищ из Москвы сразу же начал с главного – без дипломатических прелюдий:

– Итак: Солоник Александр Сергеевич, тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, уроженец города Кургана, бывший сотрудник органов внутренних дел, осужденный к двенадцати годам лишения свободы…

Саша смотрел на него исподлобья. Неужели он специально его выдернул, чтобы биографию рассказывать? Он ее и без него знает…

Тем не менее гость не без очевидного удовольствия перечислил не только этапные факты биографии курсанта, но и все, что касалось ближайших родственников. Перечислял скрупулезно, со вкусом, с мельчайшими деталями, и это не могло не настораживать.

– …больше трех месяцев вы находитесь тут, в секретном центре специальной подготовки Комитета государственной безопасности. Вы – один из немногих, хорошо зарекомендовавших себя в новом качестве. Командование вами довольно. И потому, – штатский закурил и тяжело откинулся на спинку стула, прищурился на собеседника, – мне интересно было бы узнать, что вы вообще думаете о своем теперешнем статусе?

– В каком смысле? – осторожно поинтересовался Солоник.

– В самом прямом. Для чего мы пошли на явное нарушение закона, организовав вам побег, для чего тратим на вас силы, деньги и время…

Впрочем, он мог и не продолжать: недавний узник ИТУ прекрасно понимал, что побег с зоны ему организовали не для душеспасительных бесед, которые так любил зоновский «кум», чтобы – «на свободу с чистой совестью». Правда, конечная цель спецподготовки по-прежнему была тайной, но он уже о многом догадывался…

– Видимо, для участия в каких-то силовых акциях, – ответил курсант.

– М-да, – штатский поджал губы. – Стрельба из всех видов оружия, спецкурсы по ликвидации, пиротехника, прикладная медицина, гримировка и конспирация, вождение автомобиля, физическая подготовка, выживание в экстремальных ситуациях… Участие в силовых акциях? – Он невольно воспроизвел интонацию собеседника. – Что ж, эта догадка делает честь вашему уму. Ну и в каких именно акциях? На чьей стороне? Против кого? С какой целью?

– Вам видней, коли вы в меня вкладываете силы, деньги и время, – Саша был предельно уклончив; при беседах с подобными людьми такая уклончивость более чем оправданна.

– Хорошо, давайте по порядку. Для ликвидации, для физического устранения… Правильно?

– Ну да…

– То есть вы ликвидируете того, на кого я или кто-нибудь из наших людей пальцем укажут?

– Наверное…

– А если я ошибусь, если лично вас чем-то не устроит кандидатура будущей жертвы? – вопрос был явно провокационным, и потому курсант деликатно промолчал.

– Зря отмалчиваетесь. – Московский начальник затушил окурок, снял пиджак, аккуратно повесив его на спинку стула, и, облегченно вздохнув, продолжил: – Впрочем, ваше право. Знаете, в чем ваша главная ошибка? Вы хотели получить от жизни максимум удовольствий при минимуме затрат. Вы были чересчур самостоятельны, свободны – от всего, от всех сразу. А так не бывает. Свобода, как учил классик, есть осознанная необходимость. И вот теперь, чтобы действительно стать свободным, вам следует эту необходимость осознать. Итак, что вы имеете на сегодняшний день? Малопочтенная служба в милиции – раз. Срок лишения свободы – два, – говоривший принялся загибать пальцы, – побег из зала суда – три. Второй срок – четыре. Еще один побег – пять. Короче говоря, одни минусы, плюсов – никаких. А главное – вы не удовлетворены своим теперешним положением. Мечтали об одном, получилось совсем другое…

– Ваш человек сам предложил, – напомнил Саша, взглянув не на собеседника, а на висевший за его спиной календарь. Глаза Солоника сузились, зрачки превратились в крошечные точки; ему было очень неприятно выслушивать последние замечания, но, увы, они показались достаточно справедливыми.

– У вас был выбор, и вы его сделали сами, – резонно заметил его собеседник. – Пожалуйста, хоть сейчас можем устроить вам явку с повинной. Ваша драма даже не в том, что вы хотели стать свободным и от всего сразу. Вы – бывший милиционер, мент… Бывший. От своих отбились, к другим не прибились. И никогда уже не прибьетесь. А мы вас подобрали. И даем вам шанс. Единственный в своем роде… Александр Сергеевич, скажите, вам нравится, когда вас боятся? – неожиданно спросил он; настолько неожиданно, что Саша невольно вздрогнул. – Ну вспомните – может быть, в школе, может быть, в армии или потом, в милиции… Или в Ульяновской ИТУ. Ваше имя внушает страх – пусть не сильный, но все-таки страх. Вас сторонятся, с вами не хотят встречаться взглядом, и, прежде чем что-нибудь вам сказать, люди долго думают… Вам это приятно?

Саша пожал плечами.

– Наверное… Я как-то не думал…

– Но все-таки, положа руку на сердце?

Их беседа напоминала разговор опытного врача с несговорчивым пациентом: доктор просит рассказать больного о симптомах, которые, может быть, больной не хочет открыть, стесняется, но врач настаивает – из чисто медицинских соображений, для его же пользы…